Полетели снаряды
- Елена Федотовна, как для вас началась война?
- Мой отец был военным лётчиком. Мы часто переезжали из одного рабочего посёлка в другой. Жили вблизи аэродромов в Могилёве, Витебске, Борисоглебске... В 1940 году к стране присоединили страны Прибалтики, отца перевели в Вильнюс, столицу Литовской ССР. Семьям военнослужащих выделили трёхэтажный дом. В нём мы и поселились. Мне было шесть лет, братику четыре. Каждое утро автобус отвозил лётчиков на аэродром, расположенный за городом. Мы с мамой оставались дома.
Всё бы хорошо, но однажды, ранним утром в воскресенье, над городом пролетели немецкие бомбардировщики. Нас не тронули. Но часа через два самолёты появились снова, началась бомбёжка. Это было 22 июня 1941 года. В выходной день лётчики находились дома. Мы все выскочили на балконы, смотрели, как с неба летели бомбы. Первая упала на табачную фабрику напротив нашего дома, следующие - на вокзал, заводы. Дым стоял на всё небо. Последняя бомба снова упала на фабрику. Оттуда вылетело огромное облако горящей бумаги. Всё вокруг стало чёрным. Немцы улетели. Вскоре по радио сообщили, что Германия внезапно напала на Советский Союз, приехал автобус и увёз наших отцов на аэродром. Они улетели, а мы остались.
- Но после вас эвакуировали?
- Эвакуация началась к вечеру. Вокзал был разбит. На соседней станции сформировали состав из товарных деревянных вагонов. Поздно ночью поезд тронулся в сторону Минска. Ехали мы недолго: рано утром немецкие бомбардировщики разбомбили железнодорожное полотно. Одна бомба упала рядом с поездом, первые вагоны опрокинулись набок. Впереди было огромное поле, засеянное то ли рожью, то ли пшеницей. Мамы не знали, что делать.
Спустя несколько часов земля задрожала. На поле вышли немецкие танки. Их было так много! Мы стояли у дверей нашего вагона и смотрели. Внезапно ближний ряд танков стал разворачивать орудие в нашу сторону - полетели снаряды. Мы с мамой поднырнули под вагон и побежали в лес. Танки прямой наводкой громили состав. Всё содержимое летело вверх. Жуткое было дело! Деревянные вагоны горели вместе с людьми! Танки ушли. Оказалось, за лесополосой находилось село Вороново. Пришли местные жители с носилками, лопатами. До вечера рыли глубокие ямы и закапывали сгоревшие, разбитые части людей. Уцелевших председатель колхоза пригласил переночевать в клуб. Наутро нам выдали телеги с лошадьми. Догонять фронт не было смысла, мамы решили вернуться в Вильнюс.
Умирали люди
- Как вас встретили там?
- В городе установилась немецкая власть, дом был разграблен. Через два дня нас под дулами автоматов загнали в грузовые машины и отвезли в концлагерь Субачус-37. Там были два больших четырёхэтажных дома, огороженные колючей проволокой. До нас в них жили евреи. Немцы заставили их рыть глубокий ров вдоль забора, а по окончании работ расстреляли, закопав в той самой яме. После этого привезли нас. По шесть семей запихнули в одну комнату. Казалось, что хозяйка дома только вышла - всё оставалось на своих местах. Мамы стали располагаться, а дети вышли на улицу. Горой лежал свежий песок, мы стали скатываться с него. Внезапно из-под земли послышались стоны. Их было так много! Немец шёл с автоматом, прислушивался и стрелял в землю. Этот песок и был тем рвом. Стоны длились с неделю.
Женщин разделили на две группы: одни занимались сельхозработами, другие трудились в немецких госпиталях. Некоторые отказались стирать фашистское барахло, за что их немки расстреляли. Мама попала в сельхозгруппу, работала у русского фермера. Иногда с огорода приносила нам морковку, брюкву, свёклу... А вообще нас кормили. Привозили большие термосы с картошкой в мундире или варёной капустой, давали 200 грамм хлеба на троих. Раза два приезжала санитарная машина: у женщин без всякой анестезии выдирали золотые зубы. Несколько раз прибывали стричь волосы - из них немецким солдатам делали подушки.
- Долго вы там жили?
- Целый год - до середины 1942-го. В ста километрах от Вильнюса, в городе Алитус располагалась советская дивизия, охранявшая границу с Польшей. Немцы наших солдат расстреляли, огородили казармы колючей проволокой и стали сгонять туда людей из концлагерей. Комнаты были большие, в каждой - нары в три ряда. Я поселилась на верхней полке. Народу было очень много. Нас совсем не кормили. Каждый день от голода, болезней умирали люди. Но нары не пустовали - одни пленные сменяли других. Некоторые женщины не выдерживали - бросались на забор, огороженный колючей проволокой и проводом с током.
- Чем вы питались?
- В казармах встроенные печки обогревали сразу несколько комнат. На нашу сторону выходила галанка. Мама построила маленькую печурку из кирпичей и варила нам супчики в котелке из всякой травы. Во дворе в колонках была вода. Детей выпускали на похороны. Каждый день в 6 утра запряжённые быками телеги вывозили трупы на поляну. Тела, как дрова, сбрасывали в глубокие ямы. Их было там столько... Провожая телеги, мы с братом Витькой сбегали на рынок. Мама сшила нам маленький мешочек. Мы складывали в него всё пригодное, что находили на базарной помойке: полугнилую картошку, чёрствый хлеб, капустные листья, ботву от моркови... И просили у жителей милостыню.
После мы с братом узнали, что за городом есть фермы. Люди работали на полях. Все свои продукты хранили в сараях. Витька подходил к воротам и дразнил злых дворовых собак. А я тем временем перелазила сбоку забор, заходила в открытый сарай и складывала в мешочек что-нибудь из припасов - несколько картофелин, хлеба или вилок капусты. Вечером мы возвращались домой. Немцы собирали детей в бендэшку, начиналась порка. Мне уже было восемь. Мама накладывала на мои раны подорожник, листья сирени. Были в концлагере и врачи, но только для того, чтобы определить, от чего умирает человек. Если от голода и простуды, то ему дорога в ямы. А если от тифа или другой заразной болезни, то его сжигали. На территории стояли четыре огромные печи. Я ходила туда подбирать щепки от дров.
Наступила тишина
- Как вас освободили?
- Красная армия начала наступление. Немцы боялись, что о лагере смерти узнает весь мир. За три месяца до освобождения перевезли нас в четырёхэтажную музыкальную школу в центре Вильнюса. Стали немного кормить. Дети проводили время в актовом зале, где были собраны все пианино. Мы там такой грохот устроили однажды: как сумасшедшие стали бегать по клавишам босиком! Фашист прибежал, кричал, а мы не слышали. Тогда он начал стрелять в потолок, и мы, подхватив свои башмачки, разбежались.
За три дня до освобождения стал приезжать автобус. В первый день немцы загоняли туда людей с первого этажа, на следующий - со второго. В третий мы ждали своей участи, но наступила тишина. Немцев не было. Дверь подъезда оказалась открыта, и я вышла на улицу. Там стояло несколько наших женщин. Через несколько часов пришли советские танки с красной звездой на броне. Женщины плакали. Свобода! Это было такое счастье! После мы узнали, что тела людей, которых вывозили немцы, нашли за городом в овраге. Автобус был душегубкой.
- Что произошло потом? Выжил ли ваш отец?
- Нас освободили 13 июля 1944 года. Маму вызвали, спрашивали, откуда мы и куда хотим поехать. Приезжала полевая кухня, и нас два раза в день кормили кашей с мясом. Благодать! Через месяц дали подъёмные деньги и билеты на поезд до Москвы. Оттуда мы отправились в Курган, где у мамы была родня. Там я первый раз узнала, что такое молоко, творог, масло, сметана. Это была такая сытость!
Мама сразу же стала искать папу. Никто ничего не знал. Но в один из дней к нам прибежала моя тётя. Дядя был лётчиком, он написал, что получил письмо от своего брата. Отец рассказал ему, что был ранен во время войны: сумел посадить самолёт, но был госпитализирован. Врачи не разрешили ему летать. Тогда направили его военпредом на авиационный завод в город Молотов (Пермь). Оказалось, что отец на третий день после начала войны получил на нас похоронку. Он все эти годы думал, что нас нет. Из-за карантина в Перми отец попросил назначения в другой город. Его направили в Саратов на 306-й завод (СЭПО). Получив комнату, он приехал за нами. Это был март 1945 года.