Наш разговор с Дмитрием Кузьминым состоялся в военном госпитале. «До 9-го Мая обещают выписать...», - улыбается мне ветеран, поясняя, что это ежегодная проверка состояния здоровья. В свои 90 с небольшим он выглядит довольно бодро. Разве что «зайдется» сердце в непогоду, да ноет левая рука, пострадавшая в войну от огнестрельного ранения.
Но светлеют его глаза при вопросе о Дне Победы. Где встретил? Как возвращался домой? Фронтовик рассказал корреспонденту «АиФ - Саратов» о своей молодости, которая совпала с сороковыми роковыми.
Крещение огнем
- Дмитрий Александрович, у каждого фронтовика «своя война». С чего началась «ваша»?
- Нас строем повели к реке купаться. Воскресенье, помню, занималось дружное, обещая быть теплым. И тут бомбежка ни с чего! Такой переполох...Мы бросились бежать. Тогда мне было 20 лет.
В числе семидесяти новобранцев из Пензенской области в 40-м я был распределен в Литву. Служил в полку артиллеристов, который принял боевое крещение уже 22 июня 41-го года. Что оставалось? Только отступать и, конечно, не без потерь. Будучи раненым, я на долгие шесть месяцев угодил в госпиталь. Шальная пуля раздробила кость, но спасла меня от верной смерти. Многие ли из мальчишек остались тогда в живых?! А меня по выписке отправили учиться в истребительное противотанковое училище. И уже в офицерском звании я вернулся на фронт под Челябинском, где восполняли боевые потери 70-й армии. Опять мальчишками - горячими и совсем еще молодыми. Сколько же в них было жизни!..Только с этим война не считалась, ей было все равно кого «прибирать к рукам».
Вера хранила, вера спасала
- Что же спасало во время отчаянья? Фронтовики не любят говорить о чувствах, мол, не положено солдатам «раскисать».
- Это верно. Был приказ и долг перед Родиной, а все, что кроме - дело личное. Мне доводилось видеть слезы и наполненные ужасом глаза. Но скрепя свое сердце мы шли в наступление и теряли друзей... Боялись только оказаться в плену. Помню, как тащили пушки: на лыжах - зимой и на плотах по воде - летом. Какие мысли были у солдат, ходивших маршем по два десятка километров в день?!
Под Елецком столкнулись с немцем почти в лоб...Он положил почти весь наш расчет. И если бы только атаки, а то голод и тиф. У Курска в обороне нам довелось стоять в зараженных тифом домах. И ведь никуда не деться: штабелями лежали на укрытом соломой полу, превозмогая боль и сопутствующий жар. Медсанбаты были переполнены. Лечились водой и надеждой на то, что все обойдется. Но нет. Ослабленные организмы сдавались болезни без боя. Взвод тогда недосчитался многих солдат. И меня не миновала злая участь. Помню, с каким трудом я поднимался с колен и заново учился ходить, буквально «по стеночке». Мы все за эти невзгоды будто бы прожили целую жизнь. Сколько было отчаянья... И сколько мужества! Даже у самых маленьких, едва начавших понимать, что происходит вокруг. До сих пор стоит перед глазами 12-летний мальчуган, приставший к нам под Курском. И нет бы отправить его в тыл, так он ни в какую. Так и дошел вместе с нами до победного Вроцлава. Смышленый оказался паренек, норовил везде помочь: то сена накосить, то лошадей отвести к водоему. Полюбили мы «сына нашего полка», оберегали его. Видно, тосковало сердце по заботе и хотелось думать больше чем о смерти. Какими бы трудными ни казались испытания, жить хотелось вопреки всему.
Победу праздновали в Польше
- А чем запомнился май 45-го? Народ безмерно ликовал, опьяненный долгожданной победой?
- Перейдя в наступление, мы словно окрепли духом. Один за другим освободили Глухов, Нежин, Батурин...За Черниговом нам сдался в плен батальон власовцев. А потом приступили к форсированию Днепра. Здесь мы понесли большие потери: немец бил прямой наводкой по плотам, на которых мы переправлялись через реку. Часть была практически беззащитна.
Затем мы взяли Калинковичи, Коростень, Овруч и подошли к нашей старой границе, где встретились с партизанами. С ними мы всегда держали связь. Они уходили вперед и обеспечивали информацией о расположении вражеских войск. На подходе к Польше я получил ранение в живот, но обошлось без госпитализации. Раны оказались неглубокими, и жизненно важные органы остались невредимы. Отлежавшись в медсанчасти, я продолжил наступление со своей частью. Решающий бой мы дали на Сандомирском плацдарме, после него немцы отступали «как попало» и в плен сдавались без боя. Двигались мы в основном ночью. Помню случай на привале, когда все погрузились в сон, доверив свой покой дежурному. Но бедняга сам едва держался на ногах, не в силах противиться усталости. Его разбудил толчок в плечо... Подошедший немец требовал увидеться с нашим командиром. Он пришел сдаваться.
Конец апреля и начало мая победного 45-го года выдались особенно жаркими. 13-я армия шла на Берлин, а 6-я - на Вроцлав. Мы окружили польский город и приступили к уличным боям. Потери были колоссальными, враг держал оборону твердо. Квартал за кварталом и дом за домом отбивали у него едва ли не кулаками. Капитуляция пришлась на 7-е число. Наши войска в логове врага уже праздновали Победу. Но «моя война» закончилась не сразу.
Больше года мы стояли в Вене, а потом нас отправили в Венгрию. С конца 46-го по 51-й включительно я служил в Самарканде, затем была Германия, берлинский путч... И лишь через два года я вернулся в Приволжский округ.
- Дмитрий Александрович, у вас 5 боевых орденов. Какой из них вам особенно дорог?
- Все вместе и каждый по отдельности. Они - живая память о войне, о тех ребятах, с которыми курили на привале одну на двоих сигарету. Многих из них давно уже нет в живых, но они по-прежнему с нами. Из памяти ведь не выбросишь воспоминания как ненужный хлам. О своих боевых товарищах я вспоминаю всякий раз, когда рассказываю молодежи о войне. Хорошо, что она проявляет живой интерес к истории своей страны. Это говорит о том, что им небезразлична судьба Родины.
Легко ли быть женщине умной? 
Патриотизму в наши дни не место? 
Ветеран Великой Отечественой Николай Щурий о войне, похоронке и патриотизме 
Есть за что бороться. Аркадий Богатырёв - о войне и сегодняшнем дне 
Игорь Шилов: На войне я всё время думал, где раздобыть еды